Шедоу

— Упс! — входная дверь, закрытая явно не при помощи рук, звонко хлопнула. Шейд замерла, зажмурив один глаз, прислушиваясь к звукам внутри квартиры. Но было тихо, а значит хозяин дома скорее всего отсутствовал. Впрочем, она не следила за его расписанием, тут со своим бы разобраться. Шурша пакетами, женщина протопала на кухню, где свалила принесенное прямо на центр стола.
Поисками работы Холмс вплотную занималась последние три дня. Финансы заканчивались, нужно было платить за квартиру и покупать еду. К тому же Шедоу прониклась этим захолустным городишко. Свалить отсюда вариант конечно был, но на новом месте точно так же пришлось бы решать проблемы с жильем и работой. Здесь хотя бы одна проблема из двух была решена. В итоге женщина обошла весьма приличное количество мест, чуть не подралась с одним менеджером из-за разногласий в пару долларов, и в конце концов устроилась в небольшую забегаловку на углу Санни-Сайд авеню и Бойд стрит. Заведение гордо именовалось «Семейный ресторан Луи», но, насколько Шейд успела познакомиться с этим самым Луи, ни семьи, ни даже малейшего понимания что это такое, у него не было. Но он платил. Этого было достаточно, чтобы Холмс раздавала хот-доги с милой улыбкой и даже изображала дружелюбие.
И вот теперь, получив первые деньги, набрав в ресторане всевозможной вредной, но такой вкусной еды, Шедоу вернулась домой и пыталась разобраться куда все это деть. Этой кухне явно требовалась ревизия. Шкафчики и холодильник, по мнению женщины, были заполнены какой-то фигней. Консервы, полуфабрикаты, несколько сортов чая. Кто вообще это ест? Нет, понятно, что Финч. Но это было так скучно. Дополняла картину стерильная чистота, хоть операции проводи. Ни тебе крошки, ни соринки, ни дохлого таракана под мойкой. В характере Шейд было взять кетчуп и нарисовать на столешнице что-нибудь неприличное. Но ведь и слова не скажут. Возьмут тряпочку и вытрут. Скукота.
Напевая себе под нос, Шедоу легким движением руки освободила место на полке в холодильнике. Выгрузила туда пакет с наггетсами, чизкейком, пирожными со взбитыми сливками, запеченной картошкой в сыре и несколькими баночками «Доктор Пеппер». Включила микроволновку. Кухня наполнилась ароматными запахами фаст-фуда.
Хлопнула входная дверь. Шейд, вытаскивающая разогретую пиццу, выглянула в коридор с тарелкой в руке.
— Барни! Привет! Ты как раз к ужину. Присоединяйся.

Шедоу

— Угу. — Шейд дожевала кусочек пиццы и облизала палец от потекшего соуса. Финч вошел на кухню и первым делом бросился наводить свои порядки в холодильнике. Ну кто бы сомневался. Ладно хоть не ворчит на нее за то, что прикоснулась к его драгоценной фасоли. А то впишет стотыщмиллионным пунктом правил, с него станется.
Она с любопытством следила за тем, как консервы снова встают ровными рядами, картиночка к картиночке. Было в этом что-то завораживающее, хотя и выглядело странным. Но Финч сам по себе был таким. Одной странностью больше, одной меньше, не все ли равно?
— Барни, да брось ты там все. Твои баночки не убегут. У них ног нет. А вот пицца остынет и придется ее заново разогревать. — Холмс широким жестом сдвинула коробочки с едой, стоящие по всему столу, освобождая часть пространства. Ладонью смахнула на пол несколько крошек и вытащила из картонки очередной треугольник пиццы.
— Ммм... день, кстати, отлично. Меня можно поздравить. Я устроилась на работу. — Шедоу откусила внушительный кусок и на некоторое время умолкла. Но рассказать не терпелось, поэтому стоило ей чуть-чуть прожевать, как она продолжила. — Может знаешь ресторанчик Луи, тут недалеко, на углу? У него еще какая-то смешная фамилия, но я ее забыла. Да и черт с ней. Нет, ну а что? Работа не пыльная, посетители приличные, платят для подобного места неплохо.
Отложив кусок пиццы, она вытерла губы салфеткой и с громким шипением открыла баночку с газировкой.
— Так что бери тарелку и давай ужинать, я сегодня угощаю. Есть пицца вот. Томаты, сыр, ветчина, чили. Вкусная. — Шейд развернула коробку той стороной, в которой еще лежали куски. — Тут есть гамбургер. Картошка фри. Соус. Рыбные тако. Что ты больше любишь?

Шедоу

Стоило Барни озвучить фамилию ее нового работодателя, как Шейд не сдержалась и захохотала в голос, едва не подавившись «Пеппером». Знал бы кто, чего ей стоило не заржать уже там, в ресторане. А ведь «босс» на полном серьезе целых полчаса проводил с ней собеседование. Выпытывал кто она, откуда, зачем приехала в Блэкмор, где остановилась. Шейд, кажется, только на последнее и ответила честно.
— Ахаха, а я смотрю вы друзья, да? — все еще подергиваясь от смеха, Шедоу прищурившись вглядывалась в мрачное лицо Финча. — Ну просто про тебя мне тоже сказали, чтобы я держалась подальше.
Она лукавила. Ей сказали гораздо больше и в ярких красках и подробностях. И с тысячей не самых лестных эпитетов. Луи буквально задыхался от ярости, пытаясь доказать Шейд, у какого ужаснейшего во всех смыслах человека она сняла комнату. А она в этот момент размышляла о том, что если сейчас от натуги на нем лопнет ремень — успеет итальяшка поймать свои штаны или нет? А если нет, то какой рисунок у него на труселях — в горошек или перчик? Короче, она немного прослушала весь перечень грехов Барни. Да и лично по ее мнению и наблюдению за последнюю неделю, грех у него был только один — он не ел пиццу. Ну еще делал ужасно страшных кукол, придумывал дурацкие правила, бубнил почем зря. Но пицца перевешивала.
— Но спасибо, я учту.
Вот и сейчас, расположив все продукты как положено, Барни вытащил макароны. Зачем? Одному Макаронному Монстру наверное и известно. Как можно было хотеть есть такую фигню, когда рядом буквально полный стол вкусноты?
— А что пицца то тебе сделала? Почему ты ее не ешь? За фигурой вроде следить не надо. Религия не позволяет? — Шейд встала, вытащила из шкафчика еще одну тарелку, но уже стеклянную, и поставила ее на стол. Барни задавал вопросы, которые сначала поставили ее в тупик. Он издевается? Это сарказм? Но Финч и юмор существовали в разных плоскостях, так что вряд ли. Шедоу понадобилось секунд тридцать, чтобы сообразить — он серьезно не знает таких вещей. Она хмыкнула, пожала плечами, снова села за стол и поставила поближе одну из коробочек.
— «Тако»? — хихикнув, Шейд кивнула, — Да, что-то вроде того. Обычные лепешки с разной начинкой. Мексиканская еда. Как она попала в итальянский ресторан — не спрашивай, но готовят их там очень сносно. А чили это острый перец. Вот он, в пицце.
Она ткнула пальцем в маленькие красные кубики и подняла взгляд на Барни.
— Ну серьезно, твои макароны никуда не денутся. Лучше один раз попробовать, чем два часа слушать лекцию. В холодильнике, если ты вдруг не заметил, есть еще чизкейк и пирожные. Это ты хотя бы знаешь что такое? Но десерт только после ужина! — добавила она деланно поучительным тоном. — Садись давай. Еще я кого-то не уговаривала пиццу поесть.

Шедоу

— Стоп-стоп-стоп! — Шейд замахала руками на монолог Барни, переставая смеяться. И это она болтает много? Хотя, судя по всему, мужчина сейчас выговорил едва ли не месячную порцию слов. Она покачала головой. Как относится к сказанному Финчем про нее — пока не поняла. Ей не очень хотелось, чтобы кому-то было интересно что-то там про нее понимать. Своих годами всхоленных и взлелеянных демонов она с кем попало не знакомила, да и в целом не была готова демонстрировать кому-то кроме собственного внутреннего «Я». Оставалось надеяться, что это было сказано так, для поддержания разговора.
— Во-первых, я ничейного поля человек. Прошу это запомнить, а лучше записать. Болтаю, да. Потому что слов много выучила. Больше ни-по-че-му. Во-вторых, сплетни — удел людей, которым больше нечем заняться в жизни. Я никому ничего не должна. Ни тебе, ни Луи. Что ты сделал ему, и сделал ли все из того списка, что он озвучил — я не знаю. Что он тебе сделал — я не знаю. Но я большая девочка и умею в собственные выводы. Луи мне не нравится. Но пока он мне платит и не проебался — он мой босс. Тебя я знаю немногим дольше. Но мне комфортно тут жить. И пока мне здесь хорошо, остальные могут трепать что угодно. И решать от кого мне держаться подальше, а к кому поближе — я буду тоже сама.
Она раздраженно фыркнула, переводя внимание на гастрономические интересы Барни. Но Финч, внезапно заинтересовавшись, так же внезапно потух. И вернулся к своим макаронам. Шедоу уже хотела пожать плечами и отстать. В конце концов, она ему не набивалась заменять мать родную и уговаривать его съесть ложечку за Санту. Но внезапно произошла катастрофа Вселенского масштаба. В доме закончился бисквитный рулет.
— Барни? — Шейд осторожно позвала мужчину, понимая, что докричаться до него в этом состоянии у нее не выйдет. Она растерялась. Память подкинула воспоминание из детства, о странной женщине, у которой мать покупала овощи, и мелкая Шедоу периодически заходила к ней домой. Иногда она вела себя странно. Как Барни сейчас. Без конца мыла руки, открывала и закрывала шторы, расставляла кружки и тарелки по цветам, а однажды не смогла найти ножницы, которыми подрезала ботву, и билась в истерике, пока проблему не решил ее муж. Он просто треснул кулаком по столу и заорал так, что даже собаки во дворе забыли как лаять, что уж говорить о той женщине. Но Шейд не хотела стучать кулаком, да и сильно сомневалась, что этот способ работает со всеми. А еще она ни разу не психотерапевт.
— Эй-эй. Барни, послушай меня, — она шагнула наперерез, хватая Финча за горячую и влажную ладонь, отрывая его от очередного шкафчика, в котором точно не было рулета, Шейд сегодня сунула нос во все.
— Тихо-тихо. Спокойно. Посмотри на меня. Дыши. Вдох-выдох. — она, как могла, пыталась перевести внимание Барни на себя. — Рулета нет. Это не страшно. Сегодня в расписании вместо рулета — пирожное. Сладкое. Вкусное. Отлично с черным чаем. Смотри.
Она дотянулась до холодильника и, распахнув дверцу, достала коробку с пирожными со средней полки.
— Рулет будет в другой день. Сегодня — пирожное. Вот и макароны твои разогрелись. — Шейд отпустила ладонь Барни и раскрыла перед ним картонку, в которой лежали четыре корзиночки, украшенные взбитыми сливками и кусочками ягод.

Шедоу

Шейд с трудом понимала что произошло. Слишком все как-то быстро и сумбурно. Может Луи был не так уж и не прав, когда называл Финча психом? Но она живет здесь уже неделю, а такое поведение видит впервые. Можно, конечно, вспомнить еще первую встречу, но там в целом происходило что-то непонятное, зачинщицей чего была Шейд. Свою причастность она не признает никогда, но...
— Все хорошо. Конечно можно, ты чего? Сегодня точно. Ты меня не расстроил. — она успокаивающе кивала, пытаясь понять — пугает ее происходящее, или ей скорее жаль человека, для которого отсутствие рулета превратилось в подобную трагедию. И при чем здесь она? Кого на самом деле он боялся расстроить. И чем? Забытой покупкой? Может его мать была настолько ебанутой, что ругала сына за такое и сломала ему мозги? Слишком много странной информации за пару минут. И ни одного внятного объяснения.
Коробка с пирожными, тем не менее, была оставлена на столе. Шейд предпочла придержать свои комментарии при себе, боясь неосторожным словом снова спровоцировать Финча. А он вроде притих и даже принялся за свои макароны, игнорируя все прочее вокруг. Шедоу оглядела заставленный стол. Аппетит пропал, да и в целом состояние было непонятно возбужденное. Впору было развернуться и уйти в свою комнату, оставив Барни заканчивать трапезу в одиночестве. Но она все не уходила. Неторопливо убрала в холодильник остатки еды и коробочки, поймав себя на том, что тоже пытается поставить их в соответствии с уже стоящими. Выбросила бумажки и обертку в мусорное ведро. Долго мыла и протирала тарелку, хотя та уже скрипела от возмущения. Зачем ей надо было торчать на кухне, учитывая, что мужчина ел молча и с ней не разговаривал — Холмс не имела ни малейшего понятия, но оттягивала момент ухода до последнего. После недолгих раздумий, она все же определила произошедшее в категорию скорее безобидного. Хотя кто знает чем закончилось бы все дальше, если бы она не вмешалась? Может на бисквитный рулет покромсали бы её саму. Верилось в это конечно с большой натяжкой, но кто знает? Шедоу везет на психопатов. Поэтому она дождалась, пока макароны закончатся, и уже не удержалась от вопросов.
— Барни? Ты как? С тобой все в порядке? Может тебе помощь какая-то нужна? Ты скажи, ок?

Шедоу

Разговора не получилось. Шейд проводила Финча, пулей вылетевшего из кухни, офигевшим взглядом. Нет, она честно пыталась быть милой и понимающей, но какого хрена? Хорошо у него все, ага. Так она и подумала. Если сидеть со взглядом оленя, затравленного собаками — это нормально, то она мать Тереза. А та, по мнению некоторых, была той еще злобной тварью.
Шейд пихнула коробку с пирожными в холодильник и вышла в коридор, прислушалась, но в квартире стояла мертвая тишина. Финч закрылся у себя в комнате, а туда она не сунулась бы даже под страхом смертной казни. Да и толку, очевидно, не было. Хотя ей очень хотелось задать своему арендодателю пару вопросов с пристрастием. Блять, ну почему всё в ее жизни обязательно должно идти через одно известное всем место? Почему нельзя как у людей? Живешь себе спокойно, никто не ебет мозг, психопаты обходят тебя стороной, под окном распускаются кусты роз и лепреконы приносят горшки с золотом? Слишком сложно.
Шейд отправилась в ванную комнату. Болела голова, а едва теплая вода хорошо освежала. Вылезла только тогда, когда поняла, что замерзла. Вернулась к себе, вытащила из чемодана потрепанную книжку детективов Чейза и попыталась углубиться в чтение, но строчки сливались, а мысли постоянно уползали в разные стороны и каждую страницу приходилось перечитывать трижды.

Кажется, она успела задремать и проснулась от того, что лежащая книга свалилась на пол. На часах было начало одиннадцатого и Шейд показалось, что за стеной происходит какое-то движение. Умные люди говорили, что лучше выстрелить, перезарядить и снова выстрелить, чем светить фонариком и спрашивать: «Кто здесь?», но Шедоу к ним не относилась, поэтому она высунулась из комнаты и пошла разведывать обстановку.
В гостиной, напротив телевизора, сидел Барни. Ничего удивительного, он постоянно торчал тут в это время, если бы не произошедшее несколькими часами ранее. С Шейд он заговаривать не стал, спрятался за диванной подушкой. На что надеялся — не понятно. Холмс невесело хмыкнула, разглядывая эту картину.
— Интересный выбор. Ты как тот пацан из фильма цифры там видишь? Или это канал связи с инопланетянами? — она вопросительно подняла бровь, мотнув подбородком в сторону включенного телевизора. — Я уже ничему не удивлюсь.
Без раздумий, женщина плюхнулась на противоположную сторону дивана. Финч, обнимающийся с подушкой, вызывал скорее недоумение и жалость, чем какие-то другие эмоции. Но если Шейд решила до кого-то докопаться, она шла к своей цели уверенно, не замечая препятствий.
— Поговорим, а? Это что такое сегодня было? Что происходит? Лучше рассказывай сам. А то я начинаю делать интересные выводы, и мне они не нравятся.

Шедоу

На каком витке перечислений всего, что сегодня делал Финч, Шедоу захотелось начать биться головой об стол — она не поняла. Но желание возникло слишком остро. Он издевается? Или это такой изощренный способ дезориентировать собеседника? Или самоубийства? Потому что следующим желанием было кинуть в него тапочком или придушить его же подушкой. Но она сдержалась. Только голову склонила набок, вглядываясь в лицо собеседника, и тихо зашипела себе под нос.
— С-с-скажите пожалуйста. По определению кого? Я вот могу сделать вывод, что ты псих. Или психопат. Интересный вывод? Интересный. Нравится он мне? Нет, не нравится.
Она подобрала под себя одну ногу и, опершись на обе руки, подалась телом чуть вперед. Бубнивший диктор в телевизоре раздражал, уж лучше бы остались помехи.
— Поэтому давай не дожидаться, когда я начну делать выводы.
Она задумалась, подбирая слова. Стойкое ощущение, что из нее делают идиотку никак не вязалось с увиденной картинкой. Это раздражало. Но либо Финч был настолько превосходный актер, хотя не понятно за каким хером ему это было нужно, либо он действительно не выкуривал ее вопрос.
— Хорошо. Я спрошу по-другому. Что будет если, допустим, пойти в ванну не через сорок восемь минут, а, скажем, через полчаса? Или я попрошу тебя выключить телевизор?

Шедоу

— В этой стране кому только не выдают права. — буркнула себе под нос Шейд, но развивать мысль не стала. Разговор по-прежнему напоминал диалог глухого с немым. Финч, с усердием третьеклассника, молол всякую чушь. Холмс злилась, но старалась не подавать виду.
— Серьезно? Какие нахрен республиканцы? Ты три минуты назад пялился в помехи на экране и тебя это нисколько не смущало. — она фыркнула и, тут же сообразив, замахала руками. — Нет, спасибо, рассказывать мне про республиканцев не надо. Это просто фигура речи.
Шейд тяжело вздохнула и потерла глаза ладонью, сгоняя остатки недавнего сна. Когда она успела променять веселые тусовки в барах на попытки задушевно пообщаться с психами? Завтра же пойдет и напьется до зеленых чертей. Найдет себе тупого, но симпатичного мужика, который не цитирует никаких Изардов с видом запрограммированного робота и не имеет списка дурацких правил. И все будет как раньше.
Головная боль, едва успевшая отступить, кажется возвращалась снова. Шейд помассировала виски, но отступать не собиралась. Напротив, подвинулась к Финчу поближе. Так, чтобы все равно мелькать в его поле зрения, даже при конкуренции с треклятым телевизором.
— Ты не ответил на мой вопрос, Барни. Я спросила — что будет, если их нарушить? Ну не знаю — Вселенная схлопнется? Метеорит упадет? Дом рухнет? Кто придумал эти правила? Почему их соблюдение так важно для тебя?

Шедоу

— Не хочу я никакое кино. — Шейд отрицательно мотнула головой, закусывая губу. Рассерженный Финч был на удивление многословен. К лучшему, потому что в своем негодовании он выплескивал достаточно информации, которая позволяла если не понять его, то хотя бы сделать определенные выводы. Хотя выводы, по уверению некоторых, у Шейд как раз и не получались.
Она хмыкнула, когда он положил подушку и лег, но не сделала попытки ему помешать, просто чуть поменяла положение ноги, чтобы она не затекла. Разговаривать так, безусловно, было не очень удобно, зато мужчина, судя по всему, выбрал для себя некую зону комфорта. Почему рядом с ней? Загадка. Шедоу прекрасно осознавала, что ее общество ну никак не способствовало спокойствию и умиротворению. Но можно попробовать, почему нет?
— Кто накажет тебя, Барни? — она осторожно пригладила его волосы и скользнула рукой по плечу, — Здесь никого нет кроме меня. А я не сделаю тебе больно. И никому не позволю сделать тебе больно. За что?
Она снова вздохнула и коснулась его волос. Какая же мешанина, оказывается, может твориться в головах некоторых людей? А это Шейд себя считала ебанутой и с полчищами тараканов в башке. Можно устроить соревнование: чьи тараканы быстрей прибегут к финишу и доведут своего хозяина до дурки. Весело будет.
— Люди бывают плохие и хорошие. И это никак не зависит от рулета, съеденного на ужин.
Шедоу задумчиво перебирала пальцами пряди волос Барни. Хотела сказать что-то еще, но ноющая боль в висках заставляла мысли путаться. Да и какой в этом был смысл? Все эти правила. Наказания. Это, вероятно, было сродни алкоголизму. Если человек не хотел сам избавиться от этого, то увещевать и заставлять его можно было хоть до посинения. Нет, был еще вариант, конечно, привязать Финча к батарее и кормить его неделю одними чизбургерами, но что-то подсказывало Холмс, что это была плохая идея. Вместо этого она вдруг опустила взгляд, внимательно вглядываясь в лицо Барни.
— У тебя очень красивые глаза. Можно я еще раз тебя нарисую? Может в этот раз у меня получится лучше и тебе понравится?

Шедоу

Шедоу закатила глаза. Она не знала, кого ей хотелось треснуть сильнее — Барни, который верил во всякую чушь и не позволял что-то менять в своих умозаключениях или эту непонятную женщину, умудрившуюся вбить в голову человека столько странного говна. Кто она была? Мать? Сестра? Жена? Шейд на мгновение даже засомневалась, а не сломала ли она сама психику кому-то из своих бывших? Но потом решила, что они всё равно все были козлы и так им и надо. А вот мысль о том, что видел бы её сейчас Луи, то он от злости точно бы подавился собственным языком, заставила ее недобро усмехнуться.
Барни, сжавшийся в комок у нее на коленях, напротив, вызывал чувство жалости. Хоть кому-то она нравится. Пусть даже человеку с намертво поехавшими мозгами. Хотя может так даже ценнее? Финч, кажется, не очень расположен к людям. К живым людям.
— Потому что мне это важно. — Шейд послушно снова положила руку ему на голову, пожала плечами и задумалась. Действительно, зачем? Когда она вообще начала спрашивать такие вещи и, что более интересно, когда ее начал волновать ответ? Определенно пребывание в этом доме на нее дурно влияет. — Не знаю, правда. Людям не нравятся мои рисунки, они слишком странные и у многих вызывают отвращение. Поэтому я никому не показываю их. Тебе показала, поэтому мне важно.
Она выдохнула и нахмурилась. Не слишком ли много откровений для одного вечера? Что за внезапные порывы излить кому-то душу? Это все магнитные бури и недостаток нормального сна, не иначе. Лучше копаться в чужом омуте, к тому же хоть Шедоу и посчитала для себя тему с самобичеванием Финча закрытой, но любопытство все равно оказалось сильнее.
— Барни, а кто «она»? И почему она должна мне что-то разрешать или запрещать? Я остаюсь, потому что я этого хочу, а не потому что кто-то что-то мне разрешил или запретил.

Шедоу

На замечание Барни Шейд лишь хмыкнула. Она странная, это факт. Зато он весь такой ни разу не противоречивый. Три минуты назад утверждал, что не понравится себе никогда, хоть обрисуйся. И вот уже учит её как правильно на него смотреть, чтобы портрет получился честным и живым. Но было неожиданно интересно слышать подобное от человека, который, по мнению Шедоу, отличался излишним пофигизмом ко всему внешнему.
— Ты странный. — отозвалась она, повторяя его интонацию и встречаясь взглядом с Финчем. Что он пытался так внимательно высмотреть в ней оставалось загадкой. Но ей не жалко. Хочет смотреть — путь смотрит. За просмотр денег не берут. — И я уже говорила, что боюсь не тебя.
Вдруг что-то в голосе Барни заметно изменилось. Привычно равнодушный тон сменился на ласковый, и это было любопытно.
— Бабуленька? — Шейд удивленно приподняла бровь. Финч был человеком сложно определяемого возраста. Но даже если приукрасить, все равно выходило, что его чокнутая бабка была уже давно не молода. Ну и за неделю своего пребывания в этом доме Холмс ее ни разу не видела. Так какого хрена она вмешивалась в жизнь внука, да еще так, что он окончательно поехал кукухой на всех этих правилах и наказаниях? Может ей повезло, что у нее из родни только Сара?
— И где живет эта очаровательная и, что главное, добрая женщина? Пошлю ей цветы и яблочный пай.
«А скорее кактус и бутылку с крысиным ядом»
Шедоу сердито сверкнула взглядом. Как-то за своими мыслями она не успела заметить, когда о ней стали рассуждать как о чем-то неодушевленном?
— Эй! Что значит «я попрошу тебя оставить»? Я что — подобранный на улице щенок? Или одна из твоих кукол?
Она сердито пихнула подушку с лежащим Барни. Вот и жалей после этого людей. Тут же наглеют.
— У меня болит голова и я иду спать. Вставай давай.

Шедоу

Она не стала отвечать на вопрос про кукол. Только неопределенно мотнула головой. Барни все равно не поймет. Для него, похоже, куклы это что-то особенное. Да и Шедоу не могла найти рациональное объяснение своему страху. Впрочем, к осознанию того, что где-то там за стеной стоят сотни фарфоровых барышень с мертвыми глазами, она уже как-то пришла и даже смирилась. У Финча была отличная привычка держать дверь своей комнаты закрытой. Но вот разговаривать о них не хотелось.
Липкая боль переползла уже на макушку. Думать не моглось и даже дышать приходилось словно через силу. Она попыталась встать, но Финч внезапно оказался против.
— Ладно. — неожиданно легко согласилась Шедоу, уже привычно возвращая свою руку на голову Барни. Её редко просили остаться, чаще уйти. И это ощущение собственной нужности кому-то казалось необычным. И каким-то приятным, что-ли. К тому же сидеть вот так было гораздо легче, чем делать какие-то движения. — Не ухожу.
Она вздохнула и прикрыла глаза, пытаясь усилием воли вытолкать головную боль на задний план. Хотелось тишины. Очень раздражал бубнящий телевизор — любой звук отдавался в висках неприятным гулом.
— Хорошо. Что там насчет знакомства с твоей бабулей? — Шейд говорила почти шепотом, а может это просто ей самой казалось, что голос стал глуше. — Да, я хочу чтобы ты меня к ней сводил. Какие цветы она предпочитает?
«Надеюсь розы. С длинными и очень острыми шипами»
Мысли были упрямые и злые. Предложи Барни просто знакомство с кем-то из своей родни, Шейд непременно бы отказалась, придумав сотни причин и отмазок. Такое бывало уже пару раз. Она только все портила, в какой-то момент переставала изображать светскую даму из института благородных девиц и отправляя всё к чертям. Но с «бабулей» Финча ей хотелось познакомиться. А еще больше ей хотелось сказать старой карге пару ласковых фраз. Пусть даже Барни на нее за это обидится. А может это все просто головная боль.
— Как зовут-то хоть твою бабулю?

Шедоу

— Присцилла... — Шейд покатала имя на языке на разные лады. Рот мгновенно наполнился горечью, будто съела невкусное лекарство. Вот и имя такое же. Невкусное и дурацкое. Люди с такими именами рождаются сразу старыми, чтобы мучить свое окружение. Они любят ядовитые цветы, ненавидят детей и похожи на облезлых кошек.
Нестерпимо захотелось пить. Словно в один момент из нее выжали всю жидкость. Даже кровь застучала в висках медленней и глуше. Но выбираться из объятий Барни не было ни сил ни желания. Потерпит.
— Не знаю, — прошелестела она с трудом разлепляя пересохшие губы, — почему бы и нет? Я нарву.
Действительно, почему бы и не аконит? Она читала, что он помогает против вампиров. Или оборотней? Чисто теоретически может помочь даже против злобных бабок. Если правильно его использовать.
Финч встал и выключил телевизор. Шейд зябко поежилась, мгновенно стало холодно. Зато наступила блаженная тишина.
— Спокойной ночи. — она кивнула вслед уходящему Барни. Но тягучая, как смола, мысль, все не хотела обрываться, цепляясь за какую-то странность, сказанную ей мужчиной. — В смысле на кладбище? Барни?
Но он уже ушел. Шедоу нахмурилась, пытаясь самостоятельно понять услышанное. Нет, вероятность того, что любовь к мрачным местам у этой семьи в крови всё же существовала. Финч же живет возле похоронного бюро, так почему его полоумная бабка не может жить на кладбище? Или возле кладбища. Да какая, к чертям, разница. В конце концов всегда остается возможность плюнуть ей на могилу.
Шейд с трудом заставила себя встать. Нужно принять таблетку для головы и выспаться, иначе она точно сойдет с ума. И одной сумасшедшей в этом доме станет больше.
Выпив залпом два стакана воды, она вернулась к себе в комнату. Порылась в чемодане, но блистер с таблетками от головной боли оказался пустым. Шейд раздосадованно швырнула его на пол, выключила свет и легла на кровать, прижимаясь горячим виском к прохладной поверхности подушки. Закрыла глаза, пытаясь освободить голову от навязчивых мыслей, но удавалось плохо.
Сколько пролежала она так, сказать было сложно. Время тянулось странно, но в один момент Шедоу почувствовала, что замерзла. И ее бьет озноб. Головная боль чуть стихла, но открывать глаза все равно не хотелось. Женщина пошевелила рукой в попытке нащупать одеяло, но потерпела неудачу. Пришлось привстать. Оказывается, она все же задремала и во сне скинула одеяло на пол. Шейд наклонилась, чтобы его поднять и замерла. По спине пробежали мурашки. В комнате она явно была не одна.

Шедоу

Несколько секунд ничего не происходит. Шедоу, вцепившись пальцами в одеяло так, что побелели костяшки, застыла, забывая дышать. Ощущение присутствия кого-то постороннего было настолько явным, что казалось подними она глаза, как тут же встретится с чьим-то тяжелым и злобным взглядом. Поэтому она не поднимает глаз, она обращается в слух. Кто бы там ни был, он выдаст себя. Дыханием или движением.
Она отсчитывает мгновения, ориентируясь на биение собственного сердца, которое, как хлыст надсмотрщика, бьется в  ушах. Но ничего не происходит. Ей накрывает своим колпаком тишина. Но она не приносит ни умиротворения ни покоя, она мрачная и зловещая, прогорклая и душная, не смотря на то, что Шейд периодически окутывает волной даже не холодного, а ледяного воздуха.
Мороз действительно оплетает комнату студёной коркой. Шедоу трясет, она выпускает одеяло из плохо слушающихся пальцев, закрывает глаза и резко садится на кровати, обнимая себя руками за плечи. Смена положения тела тут же отзывается громким набатом в висках. Боль пронизывает тело сотней острых игл. Но Шейд словно не замечает этого. Она чувствует на себе чей-то пристальный взгляд. Это ощущение сложно перепутать с каким-то другим.
— Кто здесь? — но вместо слов лишь холодное дыхание срывается с губ. Слова теряются в этой тишине, будто погруженные в вату. Хочется закричать, но кислорода в легких хватает лишь на тихий стон, который тоже растворяется в воздухе.

Шейд злится. Сколько кошмаров она видела за свою жизнь? Сколько страха, почти животного ужаса, испытала? Ей не привыкать. Каждый раз её подсознание подсовывает картинки все изощрённее и изощрённее. Просто сейчас всё немного по-другому, всё более реально, но что с того?
Она собирает в кулак всё своё мужество и открывает глаза. И... ничего не происходит, только к мертвой тишине добавляется такая же неживая темнота. Как будто кто-то отключил разом все источники света. Хочется дотянуться до лампы на тумбочке и разогнать одним движением все мороки и ужасы, но тело не слушается, скованное холодом, а может быть страхом.
Она все же делает неуклюжую попытку хотя бы встать. Вспышка боли в голове, сокрушительная и внезапная, как разрывная пуля, тут же обещает свидание если не с Богом, то с Дьяволом. И обещание это недалеко от истины. Последнее, что слышит Шейд — то ли хохот, то ли скрежет металла по стеклу. Сводит скулы, в нос ударяет явственный запах гнили. Еще одна вспышка и сознание услужливо меркнет, погружая женщину в спасительное небытие.